— Я отравлен...

— Я отравлен синематографом... Фильмы заменили мне всё. И я иногда с ужасом чувствую, что они мне становятся дороже денег! Я прошу, отец мой, совета. Я разрываюсь надвое! — Сын мой! Внимай голосу сердца своего. — А—а!.. — Ибо Господь говорит с тобой через него! — Отец мой, тогда я просто разорюсь! — Сын мой, слушайся голоса разума своего. Ибо Господь наградил тебя им, чтобы ты мог услышать его! — Что, значит — прогнать Фёста? А синематограф? Неужели я больше никогда его не увижу? — Неужели ты думаешь, что за твои жалкие десять долларов Господь будет терпеть твои колебания?

— Как вы могли? Как вы могли смотреть эту гадость? — Гадость, гадость, ну прям—таки жуткая гадость! Если бы вы знали, как я тоскую по вашим фильмам, мистер Фёст! Они ведь и в самом деле могли сделать меня человеком! Но горькая истина, мистер Фёст, заключается в том, что в нашей стране только деньги могут сделать джентльмена человеком. А фильмы мистера Секонда приносят мне деньги! — Мистер МакКью, я всегда подозревал, что бизнесмен убьёт в вас зрителя.

Фильм, спектакль всегда можно остановить в какой—то хороший момент. А жизнь? Вот бы был у неё всегда счастливый конец. Не «умер», потому что «умер» — это плохой конец. Вот например, идешь ты по набережной, прекрасный день… и вдруг, за горизонтом начинают медленно подниматься титры. Ты говоришь: «Это что? Это что, всё? Подожди, подожди секундочку, а кто меня играл? Че, хорошо играл? Ну, я надеюсь, вам всё понравилось, потому что ну закончилось—то все замечательно…». Вот бы так бы.

— Господа, я прошу прощения, что вторгаюсь в вашу беседу, но у меня вопрос важный. — Да? — Режиссер культового японского фильма «Записки старой Гейши»? — Че—то я не помню, но если японский, то может быть Курасава. — Ку—ра—са—ва. Подходит. — Ну прекрасно. — Значит «Му—му» написал не Тургенев...