На вопрос, тяготею ли я к России или к западным державам, я всегда отвечал, что я тяготею к Пруссии, а мой идеалполитика — непредвзятость, независимость в принятии решений от симпатий или антипатий к чужим государствам и их правителям.
Мы не желаем никаких большевистских экспериментов в нашем доме. Какие—либо эксперименты подобного рода привели бы к уничтожению большинства населения наших островов. Мы можем, во всяком случае, сделать невозможным, чтобы смертельная болезнь, сразившая Россию, перескочила в нашу страну и отравила ее.
Мы окажем России и русскому народу любую помощь [в борьбе против фашистов], какая в наших силах. Мы призываем последовать нашему примеру всех наших друзей и всех наших союзников во всем мире… Опасность, угрожающая России, угрожает и нам.
Сознаниелюдей, просвещение идет вперед, нельзя остановить его, а формыжизни у нас в России идут назад и трудно себе представить, как и чем можно изменить их.
Германская война предоставляет России так же мало непосредственных выгод, как русская война Германии; самое большее, русский победитель мог бы оказаться в более благоприятных условиях, чем германский, в отношении суммы военной контрибуции, да и то он едва ли вернул бы свои издержки.