В каком–то смысле
книга не сообщила ему ничего нового — но в этом–то и заключалась её прелесть. Она говорила то, что он сам бы мог сказать, если бы с
умел привести в
порядок отрывочные
мысли. Она была произведением ума, похожего на его ум, только гораздо более сильного, более систематического и не изъязвлённого
страхом. Лучшие книги, понял он, говорят тебе то, что ты уже сам знаешь.