Джиму теперь было...

— Я пытаюсь представить себе, — сказал Монтэг, — о чём думает пёс по ночам в своей конуре? Что он, правда, оживает, когда бросается на человека? Это даже как—то страшно. — Он ничего не думает, кроме того, что мы в него вложили. — Очень жаль, — тихо сказал Монтэг. — Потому что мы вкладываем в него только одно — преследовать, хватать, убивать. Какой позор, что мы ничему другому не можем научить!

Словно какая—то исполинская сила давила на тебя – проникала в череп, трамбовала мозг, страхом вышибала из тебя свои убеждения, принуждала не верить собственным органам чувств. В конце концов, партия объявит, что дважды два – пять, и придется в это верить.

Сегодня есть страх, ненависть и боль, но нет достоинства чувств, нет ни глубокого, ни сложного горя.

Ничего не надо страшиться, кроме страха.