Только семьдесят...

Чувства её были её чувствами, их нельзя было изменить извне. Ей не пришло бы в голову, что, если действие безрезультатно, оно бессмысленно. Когда любишь кого—то, ты его любишь, и, если ничего больше не можешь ему дать, ты все—таки даёшь ему любовь. Когда не стало шоколадки, она прижала ребёнка к груди. Проку в этом не было, это ничего не меняло, это не вернуло шоколадку, не отвратило смерть — ни её смерть, ни ребёнка; но для неё было естественно так поступить.

Он улыбнулся и махнул рукой: — Не надо благодарить. Всё в руках божьих. — Он смотрел на меня еще с минуту, чуть вытянув шею и наклонив голову вперед, и мне показалось, будто его лицо дрогнуло. — Главное, верьте, — сказал он. — Небесный отец помогает. Он помогает всегда, даже если иной раз мы и не понимаем этого. — Потом он кивнул мне и пошел. Я смотрел ему вслед, пока за ним не захлопнулась дверь. «Да, — подумал я, — если бы все это было так просто! Он помогает, он всегда помогает! Но помог ли он Бернарду Визе, когда тот лежал в Гоутхолстерском лесу с простреленным животом и кричал, помог ли Катчинскому, павшему под Гандзееме, оставив больную жену и ребенка, которого он так и не увидел, помог ли Мюллеру, и Лееру, и Кеммериху, помог ли маленькому Фридману, и Юргенсу, и Бергеру, и миллионам других? Проклятье! Слишком много крови было пролито на этой земле, чтобы можно было сохранить веру в небесного отца!»

Баба с ребёнком просит милостыню, любопытно, что она считает меня счастливее себя. А что, вот бы и подать для курьезу.

Я хотела ребенка. Что это значит — хотеть ребенка? Я проснулась однажды утром и поняла пустоту внутри себя. Я поняла, что могу пренебречь своей жизнью, но не жизнью, которая будет после меня. Я не могла этого объяснить. Потребность возникла раньше, чем объяснение.