О, эта ужасная тирания большинства!

Человек, умеющий разобрать и собрать телевизорную стену — а в наши дни большинство это умеет, — куда счастливее человека, пытающегося измерить и исчислить Вселенную, ибо нельзя ее ни измерить, ни исчислить, не ощутив при этом, как сам ты ничтожен и одинок. Я знаю, я пробовал. Нет, к черту! Подавайте нам увеселения, вечеринки, акробатов, фокусников, отчаянные трюки, реактивные автомобили, мотоциклы— геликоптеры, порнографию, наркотики. Побольше такого, что вызывает простейшие, автоматические рефлексы!

— Я пытаюсь представить себе, — сказал Монтэг, — о чём думает пёс по ночам в своей конуре? Что он, правда, оживает, когда бросается на человека? Это даже как—то страшно. — Он ничего не думает, кроме того, что мы в него вложили. — Очень жаль, — тихо сказал Монтэг. — Потому что мы вкладываем в него только одно — преследовать, хватать, убивать. Какой позор, что мы ничему другому не можем научить!

Странно, но я как будто не способен ничего чувствовать.

Спросите самого себя: чего мы больше всего жаждем? Быть счастливыми, ведь так?