— Вы что, не собираетесь на...

— Кого провожаете? — О, это великий человек! — Чем же он велик? — Он первый познакомил нас с синематографом. — В таком случае, я второй. Меня зовут Секонд. Вы — владелец этого салуна, не так ли? — Да—а—а... — У меня к вам небольшое дельце.

Мечты вообще не сбываются, в лучшем случае ты просто достигаешь цели.

— Вот если б пришли фашисты. — О, опять? — Те, которые за неправду расстреливают, и спросили: изменяла тебе жена, или не изменяла. Я в любом случае ответил бы «нет». Потому что если не изменяла, ты сказал правду — тебя отпустили, а если изменяла — даже удивиться не успеешь. — А я кстати согласен: говорить «да» нет никакого смысла. — Никакого! Вот сказал ты «да» — и это оказалось правдой. Тебя отпустили — живи. Только как с этим жить? Ты знаешь, она знает, что ты знаешь, все фашисты знают. Их уже не позовешь: неловко, а когда—то были полезными. А если все и держалось на том, что ты не знаешь? И она сейчас уйдет, а ты ее любишь.

Он против этого не возражал, но при голосовании на всякий случай воздержался.