И я дал слово тёте Хелен, что если впредь и буду плакать, то по серьёзным поводам, поскольку мне неприятно думать, что если я буду плакать по пустякам, то мои слёзы по тёте Хелен окажутся несерьёзными.
— Роза, — начал он, — мне надо тебе кое что сказать, — а сам все пожимал и тряс ее руку. — В чем дело? — спросила тетя Роза. — До свиданья! — сказал дедушка.
Если б я когда—нибудь уверовала, будто судей и адвокатов преследуют заколдованные горы, тетю Александру я считала бы Эверестом: все годы моего детства она была тут как тут – неприступная и подавляющая своим величием.
