Половину следующего
дня она была тиха, молчалива и послушна, как ни мучил ее наш
лекарь припарками и микстурой. "Помилуйте, — говорил я ему, — ведь вы сами сказали, что она умрет непременно, так зачем тут все ваши
препараты?" — "Все—таки лучше, Максим
Максимыч, — отвечал он, — чтоб совесть была покойна". Хороша совесть!