Наша любовь к ближним — разве она не есть
стремление к новой
собственности? И равным образом наша
любовь к
знанию, к истине? и вообще всякое стремление к
новинкам? Мы постепенно пресыщаемся старым, надежно сподручным и жадно тянемся к новому; даже прекраснейший ландшафт, среди которого мы проживаем три месяца, не уверен больше в нашей любви к нему, и какой—нибудь отдаленный берег дразнит уже нашу алчность: владение большей частью делается ничтожнее от самого овладения.